В понятие Русская идея сегодня так много всякого разного вкладывается, совершенно вне того смысл, который разрабатывали русские философы, в частности - С.Л.Франк и Н.А. Бердяев.
РУССКАЯ ИДЕЯ КАК ХАРАКТЕРИСТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ И КУЛЬТУРЫ (С.Л.Франк и Н.А. Бердяев о русской идее)
Мыслители Русского Ренессанса широко использовали понятие «русская идея», – которое ввел Владимир Соловьев с целью определения «смысла существования России во всем мире», – -для выявления особенностей и характерных черт национального мировоззрения, сознания, миропонимания, мышления. В данной статье рассказывается об интерпретации русской идеи в творчестве мыслителей Русского Ренессанса – С.Л.Франка и Н.А.Бердяева. Статья будет дополняться другими материалами, поскольку работа, отрывок из которой здесь публикуется, называется «Русская идея в творчестве мыслителей Русского Ренессанса».
В первых десятилетиях ХХ в. в России возникает уникальное духовное явление – русский ренессанс. Это религиозно-философское движение характеризует не возрождение образцов античности, а возрождение традиций русской философии и культуры. Русский Ренессанс представляют Н.А.Бердяев, С.Л.Франк, А.Ф.Лосев, И.А.Ильин, А.П.Флоренский, братья С. и Е. Трубецкие, а также другие мыслители, большая часть жизни которых прошла в эмиграции - этой участи избежал, пожалуй, только Лосев.
Мыслители Русского Ренессанса широко использовали понятие «русская идея», которое ввел Владимир Соловьев с целью определения «смысла существования России во всем мире», для выявления особенностей и характерных черт национального мировоззрения, сознания, миропонимания, мышления.
Обращаясь к наследию нашей культуры, в первую очередь Х1Х столетия, философы Русского Ренессанса считали, что религиозно метафизическому мировосприятию, характерному для русского сознания, гораздо больше соответствует онтологическая постановка проблем бытия, чем рационалистическая. Онтология в отечественной философии развивалась, с одной стороны, восприняв формы европейской онтологической мысли, с другой, и в не меньшей степени, в соответствии с природой собственного национального мышления. Характеристики русского сознания, мировоззрения, миропонимания, мышления сосредотачивает так называемая РУССКАЯ ИДЕЯ.
1. Характер и особенности русского мировоззрения в экзистенциальной онтологии Франка
В истории русской философии немало многогранных философов, в творчестве которых синтезирован опыт многовековой отечественной духовной культуры и принципов новой философии ХХ века. Среди них Семен Людвигович Франк, философия которого унаследовала традиционную проблему русской философской мысли - проблему духовного спасения человека, и не просто человека, а человека верующего. С другой стороны, наследие Франка отразило кризис, характерный для европейской культуры перелома веков в целом, «экзистенциальный кризис», который выразился «прежде всего в утрате веры в идеалы» или «кумиры» - духовные, творческие. По мнению Франка, вера в Бога и христианские ценности сменилась «верой во всемогущество человека изменять мир с помощью науки и техники», что явилось следствием утилитарного восприятия гносеологии и рационализма, привнесенных в русскую философскую мысль западной культурой.
Но и на самого Франка оказывает определенное влияние европейская философия, только он выбирает в качестве своих единомышленников и учителей не Гегеля, или Канта (что было характерно для философии ХIХ века, да и в начале века 20-го гегелизм и кантизм в России оставались как достаточно значимые философские направления), а Экхарта и Николая Кузанского. Их традиции он продолжает в исследовании проблем реальности.
Франк предлагает рассматривать, реальность в двух ипостасях. Первая – это предметный мир, доступный научному познанию и оценке в понятиях, в котором протекает наша обыденная жизнь. Вторая – непостижимая тайна, которая присутствует в каждой вещи, в каждом явлении, что очевидно в детстве, когда разум еще не искушен знанием. Философское осмысление этих ипостасей приводит к выводу, что любое знание сопровождается незнанием - знание и незнание изначально внутренне смешаны. Поэтому вся реальность сверхрациональна и непостижима по существу. Бытие, как истинная трансрациональная реальность, не может быть объяснено умственным анализом, а лишь пережито. Мышление не объясняет бытие, а является его составляющей. Бытие, по Франку, – Всеединство, которое включает в себя Абсолютное – Бога. Таким образом, Франк продолжает традицию философии Всеединства в русской мысли, русского мировоззрения.
В творчестве Франка просматривается не просто продолжение тех или иных традиций и особенностей русского философского мировоззрения, а формируются собственно эти особенности и само мировоззрение. Такой вывод напрашивается, если исходить из идеи Франка о том, что нужно говорить не о «русском мировоззрении, а о русских мировоззрениях» – в первую очередь, я-мировоззрениях конкретных мыслителей. И хотя какое-то общее мировоззрение из отдельных систем или учений крупных отечественных мыслителей вынести невозможно – вернее оно носило бы слишком абстрактный характер и вряд ли выглядело бы убедительным – Франк признает, что каждое национальное мышление, в том числе и российское, несет на себе печать самобытности своей культуры. Таким образом, в русской философии присутствуют характерные только для нее духовные тенденции, и вот одна из них уже очевидна – это крайний индивидуализм.
Чтобы проникнуть в сущность, дух и характер русской философии Франк в работе «Русское мировоззрение» обращается к творчеству мыслителей конца ХVIII-ХIХ столетия. Франк, как и Шестов, и Бердяев, и многие другие философы, считает, что «глубочайшие и наиболее значимые идеи были высказаны в России не в систематических научных трудах, а в совершенно иных формах – литературных» и что «своеобразие русского типа мышления» заключается в том, что оно изначально основывается на интуиции (1). Это касается не только писателей, «философски постигающих жизнь», но и «духовных вождей славянофилов» – Хомякова и Киреевского – и их оппонента Чаадаева, а также многих других.
Франк сравнивает русское мировоззрение с другими национальными мировоззрениями, которые, по его мнению, также следует рассматривать в персоналиях и которые, по его мнению, наиболее известны в России и могли оказать существенное влияние на нашу культуру. К таким мировоззрениям он относит английское (Ф.Бекон, Дж.Ст.Милль), французское (Декарт), и особенно немецкое (от теологов Экхарта и Николая Кузанского, до Бёме, Канта, Гегеля, Ницше, включая также романтиков Шиллера и Гете). Франк выбирает в качестве основного направления, к которому тяготеет европейская философия и которое оказало значительное влияние на российскую, р а ц и о н а л и з м. Но несмотря на это влияние с рационалистическим типом мышления «русский дух», по мнению Франка, совершенно не соотносится – он скорее эмпиричен. Опора на опыт определяет и самобытность «русской теории познания», и, соответственно, гносеологии.
Теория познания в русской мысли, вбирая в себя метафизическую традицию религиозного миросозерцания, выльется в философские учения, не имеющие аналогов в Европе (собственно слово «теория» к русской философии вообще не очень подходит, «учение о познании» – термин более широкого значения и потому более подходящий). Таким выдающимся учением Франк считает философию Всеединства Владимира Соловьева, и к таким учениям, безусловно, относится и экзистенциальная онтология самого Франка, в которой одним из центральных вопросов является вопрос о познании – что, строго говоря, не дело онтологии. Тем не менее, онтология, ставя вопросы, не исключает и возможности их познания и разрешения, хотя и не предусматривает теоретического обоснования способов, с помощью которых это возможно осуществить (другими словами, онтология может существовать без гносеологии, а гносеология без онтологии – нет: нечего будет исследовать при помощи тех или иных методов). Философия Франка и не содержит разработку какого-либо метода, но содержит историю адаптации методов европейского мышления в русской мысли. Поэтому его философия остается все же остается в границах онтологии. Экзистенциальна же она по своей сути, поскольку мир, бытие которого интересует Франка, - это мир творческий, мир индивидуального сознания авторов философских учений, рассматриваемых Франком (к национальным духовным тенденциям нужно подходить персонифицировано, через конкретные учения, т.е. изучать мировоззрение следует по персоналиям).
Итак, благодаря Франку, выяснилось, что к характеристикам русской философии, мировоззрения и русской идеи, которая сосредотачивает суть национального мировоззрения, следует отнести: индивидуализм, литературность изложения и интуитивное познание.
1. «Русская идея» Николая Бердяева
Другие философы, выявляющие особенности русского философского мышления, также отмечают трудность определения его общего национального типа. В своей работе «Русская идея» Николай Александрович Бердяев даже цитирует Тютчева: «Умом Россию не понять…». Но в отличие от Франка его не столько интересует, «чем эмпирически была Россия», а, «что замыслил Творец о России». Замысел Творца, по мнению Бердяева, постигаем через «добродетели веры, надежды, любви». В русском опыте, прежде всего историческом, было много отталкивающего. Как и славянофилы, Бердяев считает, что русское сознание есть «вмещение противоположного и непредсказуемого». Бердяев объясняет это прерывистостью российского исторического процесса, но в отличии от славянофилов, он не считает эту прерывистость органичной и естественной. Неровная, сложная, иногда пугающая русская история – источник разных образов русского народа. По мнению Бердяева, Русь на каждом отрезке своего временного развития представляла собой отдельное и особенное государство: Киевская Русь, Русь времени ига, Московская, петровская, светская и будет еще новая, предсказать которую трудно. В определении характера русского народа необходимо выбирать время, век, характеризующий «русскую идею и русское призвание». Как и Франк, Бердяев выбирает век девятнадцатый. Начиная с эпохи АлександраI, Бердяев прослеживает причины и процесс формирования русской интеллигенции. Бердяев считает интеллигенцию исключительно явлением русского социально-исторического процесса: «Русская интеллигенция есть особое лишь в России существующее духовно-социальное образование»(2). Именно благодаря интеллигенции, которая жила будущим и за него готова была идти в тюрьму, на каторгу, на смерть, в России были распространены и популяризированы идеи Гегеля, Шеллинга, Фейербаха и Маркса в той степени, в какой этого не было на их Родине. Только интеллигенция с ее вечной неудовлетворенностью социальным устройством, развитием истории не только в будущем, но и в прошлом, которое и изменить-то нельзя, могла породить движения славянофилов и западников. Рассматривая эти движения, Бердяев приходит к парадоксальному выводу, что и те и другие противопоставляют «буржуазному миру мир русский», который олицетворяет интеллигенция - «образованное меньшинство». Это противопоставление он находит в сочинениях «поздних» славянофилов и западников. Но западник Герцен видит угрозу внутреннего грядущего варвара, который не менее страшен для русской культуры, чем любой, пришедший извне, в том числе и с Запада, которого так боялись славянофилы.
Большое значение в выявлении особенностей русского культурно-исторического типа имела книга «Россия и Европа» неославянофила Данилевского. Данилевский выявляет особый славяно-русский тип, который в общем-то не европейский и не азиатский, что обусловлено этническими и историческими причинами. Славяно-русский тип определяем религиозным, культурным, и общественно-экономическим элементами. Бердяев, полемизируя с Данилевским по поводу отношений общечеловеческой и национальной культуры («родового и видового») приходит к выводу о сосредоточии «универсально-общечеловеческого» в «индивидуально-национальном,.. которое делается значительным именно своим оригинальным достижением этого универсально-общечеловеческого» (3). Эта идея определит многие положения его философии, относительно творчества Достоевского и Толстого, которые «очень русские, они невозможны на Западе, но они выразили универсально-общечеловеческое по своему значению».
Бердяев неоднократно обращается к творчеству своих предшественников (и Данилевского, и его оппонента Владимира Соловьева, и Константина Леонтьева) и, в общем, разделяет их взгляды на особый путь России. Но именно способность русского характера и сознания (как теперь говорят менталитета) выражать общечеловеческое определит позицию Бердяева относительно предназначения русского народа и его неизбежной роли в судьбе мира – русскому народу предстоит разрешить вопросы, перед которыми Запад капитулировал (и в первую очередь, это вопросы морали).
Бердяев, конечно, понимает, что морально-этическая проблематика, поднимаемая в литературе не менее актуальна и для русской философии. Обусловлено это тем фактом, что русская философия Х1Х в. по преимуществу носила религиозный характер (это вообще отличительная черта русской философии). Но историческое Православие, по его мнению, не могло в достаточной степени раскрыть тему человека и его предназначения в мире, ибо христианской истине об образе и подобии человека Богу противостоит антропологическое историческое христианское учение о человеке как о почти неисправимом грешнике. Поэтому, по мнению Бердяева, раскрытие насущных для светской философской мысли социальных вопросов на такой основе трудновыполнима, а вот литературная мысль раскрывает суть человека в самых разных ее социальных проявлениях. Поэтому литературу он считает наиболее универсальной формой для выражения философских идей. Бердяев сам многое сделал для возможности соединения религиозной философской традиции и светской (литературно-философской), продолжив и развив учение Соловьева о Человеке-творце, Богочеловеке.
Одно из первых мест в этом важнейшем процессе он отводит Достоевскому – творчество Достоевского есть лучшее доказательство тому, считает, что русская философская мысль развивалась прежде всего в художественной литературе. Оценивая философскую мысль в литературе – не только в творчестве Достоевского, но и Толстого, Гоголя и др. писателей - Бердяев приходит к выводу, что «русская философия, развивающаяся вне академических рамок, всегда была по своим темам и по своему подходу экзистенциальной»(4).
Бердяев отмечает, что только в начале ХХ в. были оценены результаты русской мысли Х1Х века и подведены некие философские итоги. Это он связывает с философским содержанием критики того времени. Именно в начале ХХ в. критика оценила по достоинству великую русскую литературу, прежде всего Достоевского и Толстого. Правдивость перестала быть основным художественным критерием (как у Добролюбова, Белинского, Писемского). В осмыслении литературного творчества появляется и «двоящаяся мысль»: художественный, созданный, творческий мир становится самоценен - как, например, у Мережковского, который «играет сочетаниями слов, принимая их за реальность»(5), и который действительно видит в Достоевском и Толстом вечных и вполне реальных спутников и собеседников.
В ХХ веке реализм утрачивает свои позиции не только в литературной критике и вообще в искусстве, но и в общественной жизни в целом. Левые интеллигенты и их духовный лидер Чернышевский престают влиять на формирование общественного сознания. Со второй половины 80-х гг. Х1Х в., когда начала образовываться новая «культурно-философская среда», появились новые философские журналы: «Вопросы философии и психологии» под редакцией Грота, «Северный вестник» под редакцией Волынского, журналы ренессансного направления, например, «Вопросы жизни», в котором печатались Мережковский, Минский, Бальмонт, а значит царил символизм и аллегоризм. Так началась эпоха «русского духовно-культурного ренессанса», который левой интеллигенцией был воспринят как измена освободительному движению, предательство народных интересов, как реакция. Отмечая в Ренессансе века 20-го стремление к творческим вершинам 19-го столетия. Бердяев отмечает, что «в пылу борьбы часто недооценивали ту социальную правду, которая была в левой интеллигенции и которая остается в силе»(6).
Тем не менее, Бердяев считает, что «дуализм» и «расколотость» продолжают быть характерными для русского миросозерцания начала ХХ в., в котором смешивается и противостоит не только историческое православие и светское философское мышление, но и «ренессанс христианский с ренессансом языческим» - т.е. общество, проникаясь научными и социальными идеями, часто воспринимая, но не понимая их (т.е. на веру), создает себе новых идолов (и разве он не был прав? – а бородатая троица на всех плакатах как воплощение незыблемых истин?).
Бердяев сравнивает русский Ренессанс с германским, но выделяет типично русские черты – «религиозное беспокойство и религиозное искание, постоянный переход философии за границы познания, а поэзии за границы искусства»(7). Бердяев приходит к выводу, что «русские искания начала Х1Х и начала ХХ веков свидетельствует о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа… религиозного по своему типу и своей душевной структуре» (8). По мнению Бердяева, нигилизм, атеизм и марксизм, попав на русскую почву приобрели религиозную окраску. Русские люди, даже не религиозные, продолжают искать Бога, Божью правду, создавать Царствие Божие на земле, что выражается даже в идее строительства коммунизма (несмотря на воинствующий атеизм Советского государства). И это царствие должно быть для всех, не только для соплеменников и соотечественников. Русский народ соборен – для нас невозможно личное индивидуальное спасение в лучшем мире и невозможно справедливое государство только для нас здесь на земле. Запад не знает «такой коммюнотарности», которая присуща русским, несмотря на то что в отличие от западных европейцев русские люди менее социализированы. По мнению Бердяева, мутации русского сознания в результате революции возможны и даже неизбежны, но божий замысел о народе изменить нельзя, русский человек сохранит его в своей душе, останется ему верным несмотря ни на что.
_____________________________
(1)Франк. С.Л. Русское мировоззрение. Спб. Наука, 1996. С.163.
(2)Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской философской мысли Х1Хв. и нач ХХв. Париж, 1946. С.23
(3)Там же. С.30
(4)Там же. С.49
(5)Там же. С.238
(6)Там же. С.239
(7)Там же. С.265.
(8)Там же. С.266
Введение
Умом России не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
Тютчев Ф.И.
Николай Александрович Бердяев - один из самых известных русских философов XX века. Его философия впитала в себя множество самых разнообразных источников. В различные периоды, его вдохновляли Кант, Маркс, Беме, Шопенгауэр, Ницше. Из русских мыслителей на него заметное влияние оказали Михайловский, Хомяков, Достоевский, Соловьев, Несмелое, Розанов и другие.
Н. А. Бердяева и поныне считают одним из властителей дум XX века. Чему же конкретно обязан своей известностью этот философ? Он не аналитик, не исследователь. Он, конечно, автор оригинальных концепций: о богоподобных возможностях человека-творца, о «ничто» как подоснове мира, не входящей в божественную компетенцию, и т. п. Но, думается, не в этом дело. А в том, что Бердяев - мыслитель, не устававший возвещать о драгоценной человеческой личности и пророчествовать о ее судьбе.
Ответственный, озабоченный состоянием мира, взгляд Бердяева формулировался в ответ на вызов времени. Большинство его пророчеств, рождавшихся как будто от соударений с духовными реальностями и, как молнии, озарявших будущее, до сих пор остаются в силе.
Одной из основных проблем, волновавших Бердяева, была ”русская идея”. Суждения Бердяева о России, русском народе, русской душе неповторимы, свободны и широки. В его ”русской идее” нет строгой последовательности и терминологической точности, зато присутствуют яркая образность и аллегоричность, обилие афоризмов и исторических параллелей, контрасты и парадоксы. Русская душа, пишет он, представляет собой сочетание разнородных сущностных начал: «неисчислимого количества тезисов и антитезисов» - свободы и порабощенности, революционности и консерватизма, новаторства и инертности, предприимчивости и лени.
Главная цель данного реферата – разобраться что же такое ”русская идея” в понимании Н. А. Бердяева. Для этого поставлены следующие задачи:
рассмотреть основные особенности русской идеи;
определить причину причин;
понять смысл русской идеи.
Русская идея.
1. Основные особенности.
«Мировая война остро ставит вопрос о русском национальном самосознании. Русская национальная мысль чувствует потребность разгадать загадку России, понять идею России, определить ее место в мире. Все чувствуют в нынешний мировой день, что Россия стоит перед великими мировыми задачами. Но это глубокое чувство сопровождается сознанием неопределенности, почти неопределимости этих задач. С давних времен было предчувствие, что Россия предназначена чему-то великому, что Россия - особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы как Третьего Рима, через славянофильство - к Достоевскому, Соловьеву и к современным неославянофилам. К идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи, но отразилось в них и что-то и подлинно народное, подлинно русское. Не может человек всю жизнь чувствовать какое-то особенное и великое призвание и остро сознавать его в периоды наибольшего духовного подъема, если человек этот ни к чему значительному не призван и не предназначен. Это биологически невозможно. Невозможно это и в жизни целого народа.
Россия не играла еще определяющей роли в мировой жизни, она не вошла еще по-настоящему в жизнь европейского человечества. Великая Россия все еще оставалась уединенной провинцией в жизни мировой и европейской, ее духовная жизнь была обособлена и замкнута. Россия все еще не знает мир, искаженно воспринимает ее образ и ложно и поверхностно о нем судит. Духовные силы России не стали еще имманентны культурной жизни европейского человечества. Для западного культурного человечества Россия все еще остается каким-то чуждым Востоком, то притягивающим своей тайной, то отталкивающим своим варварством. Даже Толстой и Достоевский привлекают западного культурного человека, как экзотическая пища, непривычно для него острая. Многих на Западе влечет к себе таинственная глубина русского Востока. Свет с Востока видели лишь немногие избранные индивидуальности. Русское государство давно уже признано великой державой, с которой должны считаться все государства мира и которая играет видную роль в международной политике. Но духовная культура России, то ядро жизни, по отношению к которому сама государственность есть лишь поверхностная оболочка и орудие, не занимает еще великодержавного положения в мире. Дух России не может еще диктовать народам тех условий, которые может диктовать русская дипломатия. Славянская раса не заняла еще в мире того положения, которое заняла раса латинская или германская. Вот что должно в корне измениться после нынешней великой войны, которая являет собой совершенно небывалое историческое сплетение восточного и западного человечества. Творческий дух России займет, наконец, великодержавное положение в духовном мировом концерте. То, что совершалось в недрах русского духа, перестанет уже быть провинциальным, отдельным и замкнутым, станет мировым и общечеловеческим, не восточным только, но и не западным. Для этого давно уже созрели потенциальные духовные силы России.
Но осуществление мировых задач России не может быть предоставлено произволу стихийных сил истории. Необходимы творческие усилия национального разума и национальной воли. И если народы Запада принуждены будут, наконец, увидеть единственный лик России и признать ее призвание, то остается все еще неясным, сознаем ли мы сами, что есть Россия и к чему она призвана? Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной. Россия - противоречива, антиномична. Душа России не покрывается никакими доктринами. Тютчев сказал про свою Россию:
Умом России не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.
И поистине можно сказать, что Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений...
Россия - самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире. И русский народ - самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю. Все подлинно русские, национальные писатели, мыслители, публицисты - все были безгосударственниками, своеобразными анархистами. Анархизм - явление русского духа, он по-разному был присущ и нашим крайним левым, и нашим крайним правым. И русские либералы были скорее гуманистами, чем государственниками. Никто не хотел власти, все боялись власти, как нечистоты. Русская душа хочет священной власти, богоизбранной власти. Природа русского народа сознается, как аскетическая, отрекающаяся от земных дел и земных благ...
В основе русской истории лежит знаменательная легенда о призвании варяг-иностранцев для управления русской землей, так как «земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет». Как характерно это для роковой неспособности и нежелания русского народа самому устраивать порядок в своей земле! Русский народ как будто бы хочет не столько свободного государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот о земном устройстве. Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия - земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность в отношении к государственной власти - так характерна для русского народа и для русской истории. Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа. Государственная власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне, как жених приходит к невесте. И потому так часто власть производила впечатление иноземной, какого-то немецкого владычества. Русские радикалы и русские консерваторы одинаково думали, что государство - это «они», а не «мы». Очень характерно, что в русской истории не было рыцарства, этого мужественного начала. С этим связано недостаточное развитие личного начала в русской жизни. Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери. Рыцарство кует чувство личного достоинства и чести, создает закал личности. Этого личного закала не создавала русская история. В русском человеке есть мягкотелость, в русском лице нет вырезанного и выточенного профиля.
Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира. Силы народа, о котором не без основания думают, что он устремлен к внутренней духовной жизни, отдаются колоссу государственности, превращающему всё в свое орудие. Интересы созидания, поддержания и охранения огромного государства занимают совершенно исключительное и подавляющее место в русской истории. Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту государства. Классы и сословия слабо были развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных стран. Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования. Бюрократия развилась до размеров чудовищных. Русская государственность занимала положение сторожевое и оборонительное. Она выковывалась в борьбе с татарщиной, в смутную эпоху, в иноземные нашествия. И она превратилась в самодовлеющее отвлеченное начало; она живет своей собственной жизнью, по своему закону, не хочет быть подчиненной функцией народной жизни. Эта особенность русской истории наложила на русскую жизнь печать безрадостности и придавленности. Невозможна была свободная игра творческих сил человека. Власть бюрократии в русской жизни была внутренним нашествием неметчины. Неметчина как-то органически вошла в русскую государственность и владела женственной и пассивной русской стихией. Земля русская не того приняла за своего суженого, ошиблась в женихе. Великие жертвы понес русский народ для создания русского государства, много крови пролил, но сам остался безвластным в своем необъятном государстве. Чужд русскому народу империализм в западном и буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал свои силы на создание империализма, в котором сердце его не было заинтересовано. Здесь скрыта тайна русской истории и русской души. Никакая философия истории, славянофильская или западническая, не разгадала еще, почему самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность, почему самый анархический народ так покорен бюрократии, почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни? Эта тайна связана с особенным соотношением женственного и мужественного начала в русском народном характере...»
2. Причина причин.
По мнению мыслителя русский народ – есть в высшей степени поляризованный народ. В нем совмещаются казалось бы самые непримиримые противоположности.
В русской душе борются два начала: восточное и западное. ”Противоречивость и сложность русской души может быть связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Она есть великий и цельный Востоко-Запад по замыслу Божьему и она есть неудавшийся и смешанный Востоко-Запад по фактическому своему состоянию, по эмпирическому своему состоянию” . Источник болезней России он видит в ложном соотношении в ней мужественного и женственного начала. На известной ступени национального развития у народов Запада, во Франции, Англии и Германии, “пробуждался мужественный дух и изнутри органически оформлял народную стихию”. Такого процесса не было в России, и даже православная религиозность не дала той дисциплины души, которая создавалась на Западе католичеством с его твердыми, ясными очертаниями. ”Русская душа оставалась в безбрежности, она не чувствовала грани и расплывалась”; она требует всего или ничего, настроена апокалиптически или нигилистически и поэтому не способна строить “серединное царство культуры”. Соответственно этим национальным качествам также и русская мысль, по словам Бердяева, обращена преимущественно “к эсхатологической проблеме конца, окрашена апокалиптически” и проникнута катастрофическим миросозерцанием. В своей работе “Русская идея” (кстати, здесь впервые появляется это словосочетание) Бердяев пишет: “Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное”.
В основу формирования русской души легли два противоположных начала: “природная языческая дионисическая стихия и аскетически монашеское православие” . Соответственно эти начала явились причиной появления совершенно противоположных свойств в русском народе, таких как “жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм, национализм, самохвальство и универсализм; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт.”
В отношении к государству в русском народе можно открыть как стремление к анархизму, неприятию государства (“известна склонность русского народа к разгулу и анархии при потере дисциплины”), так и стремление к гипертрофии государства, к подавлению свободы.
Вслед за Монтескье Бердяев отмечает тот факт, что географическая среда так же могла повлиять на формирование “духа народа” и подчеркивает, что ”есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремление в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа, как менее детерминированного, как более обращенного к бесконечности и не желающего знать распределения по категориям. В России не было резких социальных граней, не было выраженных классов (например, отсутствие рабовладельческого строя, где пропасть между классом рабовладельцев и классом рабов была непреодолима), Россия никогда не была в западном смысле страной аристократической, как ни стала буржуазной” .
”Как понять эту загадочную противоречивость России, эту одинаковую верность взаимоисключающих о ней тезисов? И здесь, как и везде, в вопросе о свободе и рабстве души России, о ее странничестве и ее неподвижности, мы сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих глубоких противоречий – в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере. Безграничная свобода оборачивается безграничным рабством, вечное странничество – вечным застоем, потому что мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в России изнутри, из глубины. Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом русском народе…Россия невестится, ждет жениха, который должен прийти из какой-то выси, но приходит не суженый, немец-чиновник и владеет ею. В жизни духа владеют ею: то Маркс, то Кант, то Штейнер, то какой-нибудь иностранный муж…
Россия не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру. Бог Аполлон, бог мужественной формы, все не сходил в дионисическую Россию. Русский дионисизм – варварский, а не эллинский. И в других странах можно найти все противоположности, но только в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность рождается из анархизма, рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма. Из этого безвыходного круга есть только один выход: раскрытие внутри самой России, и в ее духовной глубине мужественного, личного, оформляющего начала, овладение собственной национальной стихией, имманентное пробуждение мужественного, светоносного сознания.”
3. Смысл русской идеи.
Рассматривая историю российской государственности, Бердяев критикует точку зрения славянофилов, согласно которой государственность развивалась органически. Напротив, считает Бердяев, для российской истории характерна прежде всего прерывность. Выделяется пять периодов: Россия Киевская, Россия времен татарского ига, Россия московская, Россия Петровская и Россия советская.
Кроме того, мыслитель надеется еще на то, что “возможна еще новая Россия”. Теперь мы видим, что надежды мыслителя сбылись и эта новая Россия появилась, однако насколько она соответствует идеалу Бердяева и продолжает ли в ней осуществляться “русская идея”, большой вопрос.
Развитие России было катастрофичным. В противоположность славянофилам, Бердяев считает, что худшим, “наиболее азиатско-татарским” периодом был период Московского Царства. Лучше были Киевский период и период татарского ига, в них не было замкнутости, было больше свободы.
Соглашаясь с выражением Ключевского, о том, что на Руси “Государство крепло, народ хирел”, Бердяев отмечает, что долгое время силы русского народа были направлены главным образом на поддержание огромного российского государства. “Русский народ был подавлен тратой сил, которой требовали размеры государства” . “Бесконечно трудная задача стояла перед русским человеком – задача оформления и организации своей необъятной земли”
Русская идея вырабатывалась на протяжении нескольких столетий и определяющее значение на ее формирование оказывал именно противоречивый характер русской души. Мы не будем специально останавливаться на этапах формирования русской идеи, отметим лишь, что в ее формирование внесли вклад такие люди, как инок Филофей, со своей идеей о Москве, как третьем Риме, Чаадаев, славянофилы Киреевский, Аксаков, Хомяков (особенно ценна его идея о соборности), великие русские писатели Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский, философы Леонтьев, Розанов, Соловьев, и другие. Большую роль, хотя по оценке Бердяева скорее в отрицании неправды чем в созидании, сыграли так же Бакунин, Чернышевский, Писарев и другие. Самое же главное, по мнению Бердяева заключается в том, что эта идея истинно народная и была сформулирована лучшими представителями народа и соответствует глубинным народным желаниям и чаяниям.
Бердяев приходит к выводу, что “русская мысль, русские искания XIX и начала ХX века (при этом так же подчеркивается значение предшествующих мыслителей) свидетельствуют о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа” . Формирование русской идеи связывается прежде всего с тем, что “русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать правды, искать Бога и Божьей правды, смысла жизни” . И пусть поиски порой приводили к самым противоположным результатам, от утверждения принципов анархизма до русского коммунизма, в глубине своей подавляющее большинство мыслителей и простых русских людей все же несли в себе те или иные элементы этой идеи. Русская идея, согласно Бердяеву, есть идея “коммюнотарности и братства людей и народов”. Русский народ по своему душевному типу наиболее расположен к построению “персоналистического социализма”. “У русских нет таких делений, классификаций, группировок по разным сферам, как у западных людей, есть большая цельность” .
В связи со всеми вышеприведенными доводами Бердяев считает, что русская идея – идея мессианская, русские призваны играть достойную роль в истории мира в утверждении принципов коммюнотарности. Однако мыслитель четко разграничивает национальную и националистическую идею и борется против всех проявлений национализма. Он даже считает, что находить точки соприкосновения нужно и с народами, идея которых противоположна русской: “германская идея и русская идеи противоположны. Германская идея есть идея господства, русская идея – идея братства” . Однако следует желать братских отношений с германским народом при условии отказа им от воли к могуществу. То же самое можно отнести и к любому другому народу. Причем такая оценка Бердяевым отношений с германским народом не изменилась и после войны. Он считал, что русская идея победила идею германскую во второй мировой войне, однако так как она есть идея братства, необходимо выстраивать отношения с Германией на ее (идеи) принципах.
В противоположность многим философам русской эмиграции, Бердяев считает что русская идея не исчезла с приходом к власти большевиков. Русский коммунизм (под которым мыслитель понимает строй, сложившийся в советской России) – есть извращение русской идеи. Однако Бердяев видит не только ложь, но и правду революции и русского коммунизма. Произошедшее с нашей страной есть явление закономерное, революция в России могла быть только социалистической, причем в крайней форме (в силу склонности русских к тоталитарным и крайним учениям, неприятия буржуазных институтов и других причин, определяющихся русским национальным характером и историей России). Коммунизм, считает Бердяев, есть “великое поучение для христиан”, напоминание им о невыполненном долге. Идея “третьего Рима”, преобразовалась в идею “Третьего Интернационала”, однако это та же самая идея братства, только неверно понятая и как бы перевернутая.
“Дух коммунизма, религия коммунизма, философия коммунизма – и антихристианские и антигуманистические, однако в социальной системе коммунизма есть большая правда, которая вполне может быть согласована с христианством, во всяком случае, более, чем капиталистическая система, которая есть самая антихристианская” .
Каковы же пути избавления от неправды коммунизма? Бердяев считает что коммунизм не должен быть уничтожен, он должен быть преодолен в душах людей.
Философ уверен, что это произойдет и выражает осторожный оптимизм в вопросе о дальнейшем пути России после преодоления коммунизма. Однако Бердяев считает, что “улучшения и изменения в России могут происходить лишь от внутренних процессов в русском народе. Так я думал и 25 лет тому назад и очень расходился с большей частью эмиграции” . Никакая экспансия извне, по мнению Бердяева, не может разрушить русского коммунизма, он должен преодолеваться в душах людей и русский народ, новое русское государство, когда такое преодоление произойдет, вберет в себя все лучшее из коммунизма (в духе синтеза Гегеля), и на основе христианских ценностей будет осуществлять идеи персонализма, коммюнотарности и братства и еще сыграет свою положительную роль в мире. Во всяком случае, Бердяев на это надеялся…
“Я обращен к векам грядущим, когда элементарные и неотвратимые социальные процессы закончатся” писал Бердяев в одной из своих последних работ в 1947 году. Он очень сожалел по поводу того, что “духовное движение, которое существовало и в России и в Европе в конце XIX и в начале XX века оттеснено” . Мир погрузился в духовный кризис. Однако Бердяев до конца своих дней продолжал надеяться на возрождение мира, в котором большую роль сыграет Россия.
Заключение.
Историческая миссия России на протяжении веков была реализована в различных событиях мирового значения: борьба с татаро-монгольским игом, остановившая экспансию татаро-монголов на запад и фактически спасшая Запад от катастрофы; Отечественная война с французами в 1812 г., не позволившая Наполеону осуществить свои планы мирового господства и, наконец, Великая Отечественная война 1941 - 1945 гг., в результате которой человечество было спасено от чумы фашизма. Во всех этих (и многих других, может быть, не таких масштабных) событиях усилия и жертвы России имели решающее значение.
В области духа на протяжении многих веков русская идея выражалась в том, что неизменные нравственные представления организовывали жизнь русской нации, указывали духовные ориентиры русскому человеку, несмотря на все нашествия и внутренние смуты. То же чувство единения с людьми, те же понятия меры, гармонии. Всякий раз они наполнялись живым смыслом - в подвижничестве Сергия, Нила, Серафима, в творчестве Рублева, Пушкина. В масштабе исторического времени Пушкин и Илья Муромец представляют собой одинаково совершенное воплощение русского духа, русскости. Русская идея удивила мир, проявившись в таком замечательном, лучше сказать ослепительном явлении, как русская литература XIX века. Приведем здесь лишь некоторые имена: А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов...
Основной вывод: русская идея есть идея коммюнотарности и братства людей и народов. Русская идея – идея мессианская, русские призваны играть достойную роль в истории мира, в утверждении принципов коммюнотарности.
Хотя философ вряд ли бы одобрил тот путь, по которому идет развитие России в последние годы, все же можно отметить и ряд позитивных процессов в российском обществе и государстве. И можно предположить, что страна все же выйдет из кризиса, как экономического, так и духовного (а это самое главное, так как “русский коммунизм” вроде бы “преодолен в душах людей”, хотя конечно и не всех, однако преодолен совсем не так, как того хотелось бы Бердяеву). И мы вправе надеяться, что выходу из того состояния, в котором находится сейчас Россия, поможет та самая “русская идея”, о которой Николай Александрович Бердяев так много писал, и в формировании которой его философия, и политико-правовые взгляды сыграли и, надеемся, еще сыграют далеко не последнюю роль.
Закончим словами Павла Флоренского: ”... Я верю и надеюсь, что, исчерпав себя нигилизм докажет свое ничтожество, всем надоест, вызовет ненависть к себе, и тогда, после краха всей этой мерзости, сердца и умы не по-прежнему вяло и с оглядкой, а наголодавшись, обратятся к русской идее, к идее России, к святой Руси... Я верю в то, что кризис очистит русскую атмосферу, даже всемирную атмосферу”.
Будем верить и надеяться и мы.
Литература.
Бердяев Н.А. “Русская идея”. - М.:“Сварог и К”, 1997 – 324с.
Бердяев Н.А. “Истоки и смысл русского коммунизма”. - М.:“Сварог и К”,1997 – 295с.
Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войн и национальности. - М.: “Мысль”, 1990 – 212с.
Бердяев Н.А. Самопознание. – М.: “Книга”, 1991. – 353 с.
Лосев А.Ф. “Русская философия”. - М.: “Высшая школа”, 1991. – 421с.
Соколов И.И., Иванченко М.В. Философия Н.А. Бердяева. - URL : http :// www . philosophy . ru / library / Там же. Там же.
Сегодня достаточно признано то, что минимизация остроты национальных отношений в России и будущее страны в немалой степени будут зависеть от решения проблем русских в России и за её пределами. Подобные констатации важности решения “русских проблем” для дальнейшего развития страны и постсоветского пространства, на наш взгляд, вполне уместны и оправданны, что инициирует необходимость их научной рефлексии. Заметим, что проблемы русского народа – одни из давних, и появление их в границах предметного поля целого ряда наук было инициировано процессами формирования русского национального самосознания, наиболее отчётливо проявившимися ещё в 30-е годы XIX в. Важную лепту в их изучение внесли выдающиеся русские мыслители – учёные, писатели, публицисты (Н. Бердяев, И. Ильин, Л. Толстой и мн. др.).
За почти двухвековую историю изучения “русских” проблем оформился целый корпус научных публикаций, посвящённых различным сторонам и особенностям исторического и нынешнего положения и существования русского народа. Вполне органично в эту базу знаний влились исследования постсоветского периода, благодаря которым с начала 1990-х гг. был поднят целый пласт проблем, ещё недавно по идеологическим соображениям находившихся под гласным (либо негласным) запретом.
Целью данного реферат является рассмотрение ряда наиболее важных тенденций, которые проявились и обнаруживаются на нынешнем этапе развития русского этноса. Актуальность и правомерность такого обращения обусловливается целым рядом принципиальных моментов объективного характера.
Исследовать русское национальное самосознание чрезвычайно трудно. Этому имеется множество причин. От неясности границ самого феномена до споров о том, что же такое «русскость». Существует ли она вообще и чем определяется? И наконец, русские – родство по крови или общность культуры? Список вопросов и полярных позиций можно продолжать долго.
Своеобразие каждого периода нашего прошлого заставляет некоторых исследователей вообще отказаться от употребления такого понятия, как «русское национальное самосознание». Потому, например, что не существует единого русского самосознания, может быть лишь самосознание отдельных народов России, социальных групп. Основной вывод – не бывает общего самосознания у людей с разным мировоззрением.
Как бы ни противопоставляли себя друг другу различные деятели, все равно они воспитаны в традициях и ценностях одной культуры. И если приподняться над предметом их споров, то всегда найдется некое общее основание, которое и породило саму тему для разногласий.
Например, принято сравнивать идеологию «западников» и «славянофилов», выводить противоположные позиции, причислять к различным лагерям. Однако оба эти течения русской общественной мысли XIX века ученые причисляют к либеральному направлению.
Итак, приверженность людей одной эпохи и культуры к противоположным мировоззренческим, идеологическим взглядам еще не отвергает у них общих констант, специфики их национального самосознания.
Даже выделение Н.А. Бердяевым «пяти разных Россий» в истории нашего отечества не может утверждать обратного. Способен ли народ сохранять свое существование в прежнем качестве, не имея для этого самосознания, которое, в свою очередь, опирается на культуру народа? А культура сама по себе и есть выражение жизни нации.
Совершенно справедливо возражение, что русское национальное самосознание не представляет собой чего-то цельного и завершенного. Однако его история и философское осмысление отечественными и зарубежными мыслителями заставляют предположить наличие общих констант или оснований, обнаруживающих себя в каждый исторический период жизни нашего народа.
Безусловно, каждый период русской, российской, советской и снова российской истории очень самобытен, порой опровергает предыдущий. Тем не менее, очевиден единый фундамент, позволяющий понимать все названные выше периоды как периоды истории и культуры одного народа.
Понятие соборности Нужно сказать, что соборность – это какое-то особое слово для русского человека. Даже если сделать скидку на моду, всё равно – от кого только не услышишь о соборности и каких только соборов не созывалось за последние годы. Например, о соборности говорили на III Всемирном Русском Народном Соборе в декабре 1995 года.
«Применительно к рабочему движению и профсоюзам соборность преломляется в слово «солидарность», и эти слова как бы идут друг за другом» (председатель Федерации профсоюзов М.В. Шмаков). «Коллективизм и соборность, на наш взгляд, – это способ совместного проживания в деревне» (председатель Аграрной партии М.И. Лапшин). А вот что писал о соборности Л.Н. Гумилев: «В Евразии политическая культура выработала свое оригинальное видение путей и целей развития. Евразийские народы строили общую государственность, исходя из первичности прав каждого народа на определенный образ жизни. Таким образом обеспечивались и права отдельного человека. На Руси этот принцип воплотился в концепции соборности и соблюдался совершенно неукоснительно».
Органическое единство общего и единичного нашло выражение в понятии соборности. Это центральное понятие русской философии, слово, не поддающееся переводу на другие языки, даже на немецкий – самый всеобъемлющий по части философской терминологии.
Собор – это церковь, куда приходят все вместе, следуют общему ритуалу, но каждый остается самим собой, возносит к Богу свою персональную молитву. Другое значение слова собор – собрание, церковный съезд; немецкий эквивалент – das Konzil. На этом основании С. Франк предложил соборный переводить как Konziliarisch. Л.Карсавин возражал, отмечая, что соборный не означает «признающий соборы как высший авторитет», карсавинский перевод – symphonisch («соборность – это симфония, гармоническая согласованность, всеединство»).
Почти все русские философы так или иначе касались проблемы соборности, по-своему её понимая и истолковывая: то как «всеединство» у Вл. Соловьёва, то у С.Л. Франка – как «внутреннее органическое единство, лежащее в основе всякого человеческого общения, всякого общественного объединения людей».
Первичной и основной формой соборности Франк считал единство брачно-семейное, затем видел её проявления в религиозной жизни, и наконец – в «общности судьбы и жизни всякого объединения множества людей». П.А. Флоренский подчеркивал, что «русское церковное словоупотребление и русское богословие употребляют слово «соборность» в таком обширном смысле, какого оно не имеет в других языках, причем оно выражает собою самую силу и дух православной церковности».
Современный философ В.Н. Сагатовский пишет о соборности следующее: «Соборность – этим словом можно предельно кратко выразить сущность русской идеи... Разумеется, для более полного раскрытия русской идеи потребуются и другие ценности и понятия. Но все они так или иначе вытекают из соборности, конкретизируют ее, являются разверткой богатейшего содержания этой первоначальной интуиции русского духа. Соборность является его первой характеристикой исторически, логически, мировоззренчески. Исторически – поскольку это первое понятие русской идеалистической философии, явившееся в трудах А.С. Хомякова результатом осмысления одноименной фундаментальной ценности Православия.
Логически – поскольку является основополагающей категорией русской философии. Мировоззренчески – поскольку содержит в себе основной принцип отношения к миру, выражающий существо русской ментальности».
Соборность – слияние индивидуального и социального. Это общее, которое включает в себя богатство особенного и единичного. Парадокс русской соборности заключается в ее инверсии, то есть переходе от одного крайнего состояния в другое: от единства (согласия) к своеволию (нетерпимости). Поэтому соборность может проявляться не только в единстве и согласии, но и охлократизме, нетерпимости, склонности к насилию по отношению к «не нашим», укрывшись за «мы». Соборность проявляется в любви как отказе от всего «своего», от самого себя ради других, в свободной жертве, в самоотдаче. В этом плане истинная любовь является отрицанием свободы как эгоистического самоутверждения личности. В российской соборности обнаруживается вторичная ценность свободы (в контексте самоутверждения) по сравнению с равенством и справедливостью, а также тяготение к охлократическому толкованию свободы как воли. Поэтому в контексте соборности общественное принуждение существует не только благодаря насилию, оно является следствием неготовности людей к свободе, сопряженной с ответственностью.
Русские склонны к формальной свободе произвола (своеволию), которая является оборотной стороной подчинения или рабства.
Русский человек скорее предпочтет государственность, а не политическую свободу, и в этом он – не раб, а патриот. Российская соборность есть не только растворение «я» в «мы», но и такая социальная ориентированность (общинность), которая проявляется в доверии и взаимопомощи, регламентированности отношений не законом, а нравственностью.
Безусловно, соборность в иллюстрации русских философов и славянофилов – идеальная величина. Полностью осуществить в конкретном обществе и в настоящее время её основные идеи невозможно. Тем не менее, принцип соборности, сформулированный отечественными мыслителями, прослеживается на всех этапах нашей истории и культуры, является основным при изучении русского национального самосознания.
Как известно, русские выступали и выступают этническим ядром России. Численно они доминируют в большинстве сфер и структур российского общества: этнической (по данным последней переписи, доля русских составила 79,8%, или 4/5 в общей численности населения страны), территориально-поселенческой (русские живут сплошь на всей территории страны, количественно преобладая в большинстве регионов и в крупных городах), социально-классовой (русские составляют “ядро” рабочего класса, крестьянства, интеллигенции), социально-профессиональной (русские – костяк инженерного, научного, педагогического, офицерского и других корпусов страны) и т.д.
В соответствии с существующими нормами международного права русские в Российской Федерации фактически представляют собой государствообразующий этнос. Хотя подобный внутригосударственный статус сегодня законодательно никак не закреплен, тем не менее таковой косвенно за русскими признаётся в Концепции государственной национальной политики России, постулирующей, что “межнациональные отношения в стране во многом будут определяться национальным самочувствием русского народа, являющегося опорой российской государственности”
Из данной констатации следует, что оптимальное состояние и развитие этно-национального самосознания, мироощущения и самочувствия русского этноса должны выступать важнейшими, существенными факторами и основой эволюции этносферы и межнационального мира в России, важных решений в области национальной политики и представлять собой весьма значимую научную и политическую проблему.
Однако сегодня, как констатируют (и вполне оправданно) исследователи, кризисные тенденции и изменения, выявляемые в развитии этно-национального самосознания всех российских народов, приобрели в самосознании русских объективно наиболее тяжёлый и весьма заострённый характер, обусловив преимущественно негативную направленность его эволюции.
Важнейшей причиной негативации этнического самосознания русских явилось крушение их “державного” самовосприятия и соответствующей системы ценностей, стереотипов, установок. Распад СССР – страны, тяжело создававшейся и созданной вековыми усилиями прежде всего предшествующих поколений русских людей, стал для русских шоковым событием. Русский народ оказался в совершенно новой исторической ситуации. Результаты распада – одномоментная сдача позиций “великой державы” и утрата русскими присущего им ещё недавно высокого наднационального (цивилизационного) статуса – ядра и скрепы евразийской общности, российской цивилизации, равно как и общегражданского (внутристранового) статуса, разрушение сложившегося символического мира и присущего ему типа социализации, а также последовавшие вслед за этим системный кризис российского социума и его важнейших структур, идеологический вакуум и отсутствие отчётливо артикулированных идеалов и консолидирующей идеи, ценностная дезориентация и неадекватная самооценка – до сих пор осознаются, в той или иной мере переживаются и во многом детерминируют самосознание русских, негативизируя восприятие многих позитивных явлений их нынешнего бытия.
Страшным объективным следствием всех этих проблем стал процесс депопуляции русских, печально знаменитый “русский крест” – стремительное прогрессирующее снижение рождаемости, обусловливающее и интенсифицирующее процессы демографического старения русского этноса при одновременном опережающем росте смертности русских, причём как в срединных областях России, явившихся историческим ядром Русского государства, так и на её окраинах. Отметим, что часть отечественных исследователей в своих оценках демографических трансформаций, происходящих в русском этносе, настаивает на термине “демографическая катастрофа”, полагая, что называть по традиции депопуляцией то, что происходит с русскими, значит преуменьшать масштабы их бедствия.
Взаимодействуя с остальными, каждый из указанных процессов и явлений усиливает и обостряет ситуацию, выступая для русского самосознания основой серьёзнейшей “культурной травмы” (П. Штомпка) и развития своеобразного “комплекса неполноценности”, тем самым консервируя и подпитывая состояние фрустрации и фрустрированное самосознание значительной части представителей субэтнических и этнодемографических групп русского населения.
Общей констатацией стало то, что для русских, проживающих в разных регионах страны, почти одинаково присуще “расколотое”, многоуровневое аморфное самосознание и отсутствие чёткой этнической самоидентификации. C одной стороны данного рода аморфность и идентификационная “расплывчатость” вполне объяснимы, поскольку изначально предзаданы и детерминированы как численностью русского этноса (это одно из самых больших, по терминологии Б. Андерсона, “воображаемых сообществ” в мире), так и пространственно-территориальной “разбросанностью” групп русского населения как внутри, так и за пределами России. К тому же “расколотость” и гетерогенность русского этнонационального самосознания обусловливаются целым рядом объективных социальных различий его носителей – их различными видами социально-профессиональной деятельности, уровнем образования и квалификации, местом в социально-иерархической системе управления обществом, имущественным положением, социально-демографической (поколенческой) дифференциацией и т.п. Однако, с другой стороны, всё перечисленное при отсутствии внешних и внутренних объединяющих мобилизационных импульсов (в виде прежде всего консолидирующих этнос идей будущности) лишь, к сожалению, усиливает и углубляет дезинтегрирующие процессы в русском народе и его самосознании.
В то время как этнонациональное самосознание большинства (и не только титульных) этносов как бывших советских республик, так и республик в составе Российской Федерации значительно возросло, у русских, напротив, отмечается самый низкий показатель потребности в этнической аффилиации, солидарности (т.е. потребности ощущать себя частью определённого этнического сообщества) независимо от того, живут они на территории республик РФ или в областях, причём он значительно ниже минимальных показателей из демонстрируемых представителями других этносов
Одним из существенных факторов негативации этнонационального самосознания и негативной самоидентификации русских выступает законодательно-правовое их игнорирование. В Конституции Российской Федерации какое-либо упоминание о русских, к сожалению, вообще отсутствует, если не брать во внимание, бесспорно, весьма важное признание и утверждение в ней русского языка в качестве государственного (что, впрочем, объясняется не столько его соотнесённостью с русским этносом, сколько данью исторической традиции и территориальной его распространённостью).
Никаких иных положений и/или специальных документов, связанных с русским народом, в российском законодательстве не имеется. Несмотря на то, что в ноябре 1998 г. в Госдуме были проведены парламентские слушания “О концепции по разработке государственной программы национально-культурного развития русского народа”, констатировавшие, что русский народ продолжает оставаться основой современной российской государственности, благодаря чему в стране сохраняются уникальное единство и многообразие, духовная общность и союз различных народов, и Комитет Госдумы по делам национальностей разработал проект федерального закона “О русском народе”, рассмотренного на парламентских слушаниях 25 мая 2001 г., дальше этого дело не пошло. В то же самое время в отношении других народов России за прошедшие полтора десятилетия выстроена и успешно реализуется законодательная система, начиная с соответствующих статей Конституции РФ и заканчивая разного рода региональными законодательными установлениями.
Как следствие всего этого – отсутствие ответственности государства за нравственно-психологическое, демографическое, культурное состояние русской нации. В результате в ряде республик выявляются резкие диспропорции в представительстве русских в наиболее престижных сферах деятельности, прежде всего в органах государственного управления, что выступает как проявление этнического протекционизма и национализма политической элиты “титульных народов”. Ответно развивается русский национализм, который выступает в качестве негативной реакции на процессы региональной (читай: республиканской) автономизации.
Нельзя не замечать, что игнорирование русского народа в качестве государствообразующего этноса уже привело к следующим отчётливо негативным тенденциям и процессам, влияющим на негативацию мировосприятия и мироощущения русских. В ряде субъектов РФ русские сегодня воспринимаются и реально рассматриваются как “этническое меньшинство”. Такой “статус” они обрели прежде всего и главным образом в тех национальных республиках, где численно доминируют “титульные” этносы (в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Туве, Чеченской Республике, Чувашии, Саха-Якутии). Данная ситуация детонирует в обществе дискуссии о праве русских на свою национально#культурную автономию. С одной стороны, уже сам факт инициирования подобного рода дискуссий воспринимается чем-то весьма абсурдным и парадоксальным, поскольку речь идёт о самом многочисленном этносе страны. Однако, с другой стороны, он свидетельствует о попытках дискутантов.
Серьёзным следствием политико-правового игнорирования русских является то, что в ряде субъектов РФ начались и активно идут произвольные дезинтеграционные процессы расщепления русского народа на части и противополагания ему как целому некоторых его субэтносов (этноисторических групп). Инициаторами данных процессов, как ни странно, выступили руссконаселённые регионы. Так, например, в законодательно установленном и действующем Уставе Ростовской области говорится о русских и казачестве; уставах Краснодарского края и Ставрополья – о казачестве и русских; Уставе Магаданской области – о русских и старожилах; Уставе Архангельской области – о русских и поморах.
Это обусловило и детерминировало выделение, в частности, казаков и поморов в отдельные этнические категории в итоговых статистических таблицах переписи 2002 г., а в приводимой в них графе “русские” – перечисление самоназваний большого ряда русских субэтносов (затундренные крестьяне, индигирщики, каменщики, карымы, кержаки, колымские, колымчане, ленские старожилы, мезенцы, обские старожилы, походчане, русско-устьинцы, семейские, якутяне, ямские).
Несомненно, подобные процессы объективно способствуют негативации и “расколотости” этнонационального самосознания русских по линиям субэтнических самосознаний, формированию в общественном мнении факта отсутствия русских как единого народа в этническом пространстве России.
К сказанному следует добавить и то, что в правовом отношении сегодня немалая часть русских (что связано с последствиями распада СССР) определяется российским законодательством как “вынужденные переселенцы”, “беженцы”. При этом статусные роли и положение представителей данных групп регулируются различными законодательными актами, что в целом ведёт к углублению их социально-статусных неравенств и катализирует процессы разобщённости и дезинтеграции русских.
В силу актуализации в нынешнем российском этнополитическом пространстве этнических неравенств и иных рассмотренных выше обстоятельств этничность постепенно, хотя по большей части неосознанно, становится “базовой” ценностью и для русских. По мнению исследователей, к этому русских принуждают многочисленные нарушения прав и законных интересов русских людей, принявшие в отдельных регионах регулярный характер. Здесь также можно указать на существование плохо скрываемой русофобии даже в самой России, проявляющейся в воспроизведении посредством различных СМИ мифов о русских (миф о “России – тюрьме народов”, о “русском великодержавном шовинизме”, о “насильственной русификации”, об “имперских амбициях русских” и т.п.).
Как следствие всего этого, начавшиеся с середины 1990-х гг. процессы оттока русских из национальных регионов России, которые вместе с идущими с 1991 года (отчасти и ранее) процессами возвратной миграции русских из прежде освоенных территорий бывших национальных республик СССР образуют, на наш взгляд, единый процесс – процесс этнодискриминации русских и обусловливаемое им сжатие жизненного пространства русской ойкумены. Разработанные за последние годы и ориентированные на качественный перелом ситуации общефедеральные законодательные акты и программы, и прежде всего “Основные положения региональной политики в Российской Федерации” (1996 г.), “Федеральная целевая программа снижения дифференциации в социально-экономическом развитии регионов” (2000 г.), “О федеральной поддержке особо нуждающихся депрессивных и отсталых территорий Российской Федерации” (2001 г.), “Федеральная целевая программа «Сибирь»” и др., либо вообще не содержат, либо неоправданно мало касаются проблемы создания механизмов реализации нужд, потребностей и интересов именно русского населения.
В настоящее время, когда мировой финансовый кризис вызвал стагнацию в развитии крупнейших держав мирового сообщества, Россия не осталась в стороне от его деструктивных последствий. Социальные противоречия в российском обществе, возникшие в ходе реформ 1990-х годов, с развитием рыночной экономики и становлением так называемого гражданского общества, в настоящий момент времени усугубились.
Однако сейчас, именно в условиях глобального кризиса, когда экономическая и социальная модели США доказали свою несостоятельность, Россия получила возможность укрепить свои позиции в мировом сообществе, возродить имидж великой державы, который был ею утрачен. Отсюда вопрос о национальной идентичности и национального самосознания приобретает особую актуальность.
Проблема русского национального характера давно вызывает интерес исследователей. В России работы об этом феномене стали появляться с 40-х годов XIX в. Их целью был прогноз развития российского общества в условиях цивилизационно-культурного выбора. В рамках философского подхода феномен национально-этнического сознания (прежде всего, русского) интересовал П. Чаадаева, В. Розанова, П. Милюкова, С. Булгакова, С. Франка, Г. Шпета, Н. Бердяева, Л. Карсавина и других.
Причинами социальных противоречий российского общества выступают не только политические, исторические, географические, экономические факторы, но и факторы духовные, которые обуславливают своеобразие русского национального характера. Под своеобразием понимается особенное духовное состояние русского народа или его национальный характер, менталитет, который проявляется в особенностях поведения и отношения к окружающей действительности.
Одним из крупнейших мыслителей, который посвятил множество работ исследованию русского национального характера, является Н.А. Бердяев. Одной из важнейших черт, раскрывающих специфику русского национального характера, мыслитель называет его крайнюю противоречивость, антиномичность, которая, по его мнению, прослеживается во всем. Философ говорит о том, что Россия – самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире, анархизм, по его мнению, – явление русского духа. Но, в то же время, Россия и самая государственная, самая бюрократическая страна в мире, утверждает Н. Бердяев, ибо все в России превращается в орудие пытки, а самый безгосударственный анархический народ покорен бюрократии и «как будто даже не хочет свободной жизни».
Россия, по Бердяеву, самая не буржуазная страна в мире, земля странников, искания Божьей правды. Странник – самый вольный человек на земле, свободный от быта, семьи и обязанностей перед обществом. В душе народной, полагает философ, – «некое бесконечное искание невидимого града Китежа, абсолютной божественной правды и спасения для всего мира». Н. Бердяев предлагает и антитезу: Россия – страна «неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав личности, страна инертного консерватизма».
К мнению Н.А. Бердяева присоединяются и другие исследователи. Так, по мнению английского исследователя М. Бэринга, «в русском человеке сочетаются Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков». В.Н. Сагатовский предлагает иное, пожалуй, еще более точное сравнение – братьев Карамазовых как наш коллективный портрет. «Бескорыстие любви Алеши, неудержимость эмоционального порыва Дмитрия, до конца идущая рефлексия Ивана, подлая маргинальность Смердякова» – все это, по его мнению, сочетается в характере русского народа.
В чем же заключается источник такой противоречивости? Современный исследователь З.В. Сикевич считает, что одна из причин – географическое положение России. По его мнению, склад земли и государства («русская душа ушиблена ширью») требовал централизации и подчинения всей жизни государственному интересу. «Удержание необъятных пространств порабощало индивидуального человека: землепроходцы XVI–XVII вв., работая на приращение государства, в то же время, устремляясь в неизведанные пространства, освобождались от мощной государственной «десницы» точно также как и мужики, сбегавшие на Дон, к казакам, не только от помещика, но, в конечном счете, от государства».
Не меньшее значение традиционно имело и географическое расположение этого пространства – на стыке Европы и Азии. Отсюда проистекает философская концепция евразийства, которая основывается на двойственности природы народа и государства в равной степени и европейского и азиатского. Главный теоретик данного направления философской мысли – Лев Гумилев. Концепция евразийства подтверждает тезис о двойственной, противоречивой природе русского национального характера, вызванной географическими факторами.
Таким образом, необъятность русской земли, ее порубежное состояние действительно во многом определили исторические судьбы русского народа, его национальный характер.
Следующим и одним из важнейших факторов к раскрытию русского национального характера является религиозный фактор, а именно православие. Именно с православием связаны идеи соборности и мессианского предназначения России, которые являются основными сущностными характеристиками русского национального характера. Идеи соборности подробно раскрываются в учениях славянофилов и В.С. Соловьева.
Под соборностью славянофилы понимали «единство во множестве», в это понятие входят те элементы народного сознания, которые соответствуют «коренным», «органическим» началам славянской нации. Эти начала заложены в православии. Концепция «положительного всеединства» В.С. Соловьева развивает славянофильскую идею «соборности». Под «положительным всеединством» мыслитель понимает такое единство, в котором единое существует «в пользу всех». Это единство народа вокруг общего идеала, выразителем которого является Церковь. В. Соловьев считал, что развитие общества может осуществляться только как развитие единого существа, содержащего в себе множественность «элементов, внутренне между собою связанных», то есть как живой организм. В этой связи следует отметить понимание нации и соборности другим выдающимся мыслителем С.Н. Булгаковым. Вслед за славянофилами и В. Соловьевым, он считает, что «нация – это творческое живое начало, как духовный организм, члены которого находятся во внутренней живой связи с ним».
Из идеи соборности проистекает следующая выдающаяся черта русского национального характера – вера в особое предназначение России, которая получила название мессианства. Так как православие, по мнению славянофилов – истинная религия, а Россия – носительница православной веры, то историческая миссия России заключается в том, чтобы нести православие и его ценности всему миру, и это приведет Россию к мировому лидерству. Об этом же говорит и Н.А. Бердяев, который трактует русское национальное сознание как мессианское. По его мнению, мессианство России заключается в том, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру. «Славянская раса, во главе которой стоит Россия, должна раскрыть свои духовные потенции, выявить свой пророчественный дух. Славянская раса идет на смену другим расам, уже сыгравшим свою роль, уже склоняющимся к упадку; это – раса будущего».
Соборность и мессианство, порожденные православием, обуславливают специфику мышления русского народа. По мнению Н.А. Бердяева, русскому народу свойственна природа общинного сознания, что отличает его от западно-европейского индивидуализма. Только в коллективе человек может проявить свои лучшие качества, такие как любовь и сострадание. В коллективе на первый план выходит не любовь к самому себе (эгоизм), а любовь к ближнему, под которым понимается в первую очередь, любовь к своему народу и государству . По мнению современного исследователя Андреева А.П., «коллективизм есть более высокий уровень организации человека, способный порождать, обуславливать надындивидуальные цели и ценности, становясь гарантированной защитой от обездушивания и прагматизации нации».
Множество нерешённых проблем, составляющих “русский вопрос”, обусловливает и непосредственно влияет на процесс демократизации в нашей стране, возникновение коммуникативного пространства, ориентированного на консолидацию российского общества. Минимизировать реальную остроту “русского вопроса” в России возможно путём разработки, принятия и реализации реально выполнимых общефедеральных либо собственно региональных постановлений, положений и программ, нацеленных на качественное изменение жизни русского населения в регионах, путём выделения дополнительных дотаций на изменение его жизненных условий, улучшение системы образования и здравоохранения, социальной инфраструктуры и т.п. Только благодаря именно подобной действенной помощи и поддержке возможно улучшение социальных и экономических параметров бытия и, как следствия, самочувствия русских в стране.
В работе рассмотрен наиболее выдающиеся черты русского национального характера, которые образуют его уникальный духовный склад – менталитет. К ним относятся – крайняя противоречивость русского характера, порожденная географическим положением России, ее расположением на стыке Европы и Азии; соборность и мессианизм, порожденные православием; коллективизм и общинное сознание русского народа. Раскрытие данных особенностей русского национального характера и их взаимосвязь с историческими, политическими, социально-экономическими факторами позволяют рассматривать эти специфические черты в качестве национальных истоков социальных противоречий в российском обществе.
1. Андреев А.П. Западный индивидуализм и русская традиция // Философия и общество. –2001. – №4. – С. 98–126.
2. Бердяев А.Н. Судьба России. – М., 1991. – С. 67–80.
3. Булгаков С.Н. Размышления о национальности // Соч. в 2 т. Т. 2. – М.: Наука, 1993. – С. 437–445.
4. Волкогонова О.Д., Татаренко И.В. Этническая идентификация русских, или искушение национализмом // Мир России. 2001. № 2. С. 149–166 и др.
5. Волкогонова О.Д., Татаренко И.В. Этническая идентификация русских или искушение национализмом // Мир России. 2001.№ 2. С. 152–153.
6. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян в XIX в. М., 1988. 270 с.
7. Гудков Л. К проблеме негативной идентификации // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2000. № 5 (49). С. 35–44.
8. Гумилев Л.Н. От Руси до России. СПб., 1992. C. 255.
9. Гундаров И.А. Демографическая катастрофа в России: причины, механизм, пути преодоления. М.: Эдиториал УРСС, 2001;
10. Гундаров И.А. Духовное неблагополучие и демографическая катастрофа // Общественные науки и современность. 2001. № 5. С. 58–65 и др.
11. Гундаров И.А. Пробуждение: пути преодоления демографической катастрофы в России. М.: Центр творчества “Беловодье”, 2002;
12. Концепция государственной национальной политики Российской Федерации // Национальная политика России: история и современность. М.: Русский мир, 1997. С. 659.
13. Круговых И.Э. Вопросы правового положения русских в России: выступление на заседании клуба “Российский парламентарий” // http://www.rustrana.ru/article.php?nid=3175
14. Лосский Н.О. Характер русского народа // Условия абсолютного добра. – М., 1992. – С. 238–250.
15. Малькова В.К. Русское население в российских республиках. М.: ИЭА РАН, 1996. Вып. № 95 и др.
16. О поправках к Уставу (Основному закону) Ставропольского края (в ред. Закона от 9 июня 2000 года № 19-КЗ). Ст. 3.Ч. 9 // http://www.stavropol.vybory.izbirkom.ru;
17. Сагатовский В.И. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? – СПб., 1994. – С. 169–178.
18. Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? СПб., 1994. С. 104.
19. Сикевич З. В. Национальное самосознание русских (социологический очерк). М.: Механик, 1996;
20. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. – М., 1996. – С. 61–79.
21. Сикевич З.В. Расколотое сознание. СПб.: СПбГУ, 1996;
Соловьев В.С. Россия и Вселенская церковь. – М., 2004. – С. 89–100.
22. Степанов В.В. Этническая идентичность и учет населения (как государство проводило Всероссийскую перепись – 2002) // Этнография переписи 2002. М.: Авиа-издат, 2003.
23. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М.: ГУП “Облиздат”, ТОО “Алир”, 1998. С. 23.
24. Третий Всемирный Русский Народный Собор. Россия и русские на пороге XXI века. М., 1996. C. 3, 191.
25. Троицкий Е.С. Что такое русская соборность? М., 1993. С. 14.
26. Устав Архангельской области (в редакции от 21 июня 2005 г.). Гл. 1. Ст. 3, п. 6 //http://constitution.garant.ru/DOC_25100002.htm
27. Устав Краснодарского края (с изменениями от 4 января 2001 г.). Разд. 1. Ст. 2, п. 1. // http://kpd.nvrsk.ru/bib/ustav.rtf;
28. Устав Магаданской области (в ред. Закона Магаданской области от 29 апреля 2006 г. № 704-ОЗ). Ст. 29, п. 1 // http://www.magadan.ru/laws/ustav.php;
29. Устав Ростовской области (в ред. областных законов). Гл. 9. Ст. 77–80 // http://www.donland.ru/content/info.asp?partId=5&infoId=1103&topicFolderId=33&topicInfoId=0;
30. Шестопал Е.Б., Брицкий Г.О., Денисенко М.В. Этнические стереотипы русских // Социс. 1999. № 4. С. 62–70;
31. Ямсков А.И. Русское население в полиэтнических районах Закавказья, Сибири и Урала. М.: ИЭА РАН, 1997. Вып. № 107;
Духовное наследие известного русского мыслителя Н. А. Бердяева поистине огромно. Идеи, сосредоточенные в его многочисленных произведениях, будут всегда приковывать внимание всякого человека, размышляющего о судьбе России, Русской идее, Русском пути, духовном призвании русского народа.
Бердяев весьма основательно занимался исследованием свойств русской души и сознания русского народа. Основополагающей методологической идеей, из которой он исходил в обсуждении этих проблем, является констатация факта метафизической определенности русской души и русского характера. Народ, согласно такому представлению, есть не просто общность людей, обусловленная общностью материальных условий жизни (географических и экономических, общностью языка или психологического склада). Основа единства нации совсем не заключается в единстве способов хозяйствования и т. д. Народ - это некая общность исторической судьбы, т. е. сущность абсолютно метафизическая. Бердяев усматривает наличие в структуре русской души «устремленности к трансцендентному». «Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории», - пишет философ. Метафизика выражает беспредельную жажду «другого», неземного. Поэтому и специфические признаки хозяйственных и иных материальных форм жизни, которые еще выдаются порою в совокупности за всеобъемлющее определение, являются не чем иным, как всего лишь эмпирическим выражением единой судьбы народа. Продолжая эту мысль, можно заключить, что сущность народа не сводится к его наличному бытию, а самосознание народа не есть осознание им некоторых характерных черт своего бытия. Оно является воспроизведением целостности, производной от типа культуры. Самосознание народа имеет не феноменальное, а скорее ноуменальное исчисление (в аспекте кантовского разделения феноменов и ноуменов). Аналогично рассуждает Бердяев: «Историческое есть некоторое откровение о ноуменальной действительности». Ярким примером тому служила для Бердяева история еврейского народа, который в рассеянии сквозь века сохранял устойчивость своего религиозного, этнического и культурного склада. «Историческая судьба этого народа, - отмечает философ, - не может быть объяснена позитивно-исторически, потому что в ней наиболее ясно проявляется «метафизическое».
Говоря о самосознании русского народа, Бердяев подчеркивает, что оно во всей своей полноте выражается в Русской идее. Впрочем, такая постановка вопроса вообще характерна для русской философской традиции. Этот запредельный идеал есть подлинный идеал, и поэтому бесконечно далек от действительности. Русская идея является метафизическим стержнем, направляющим народ-богоносец к исполнению его всечеловеческой миссии.
В русской философии стараниями Вл. Соловьева, Е. Н. и С. П. Трубецких, Н. А. Бердяева и др. утвердилось определение Русской идеи как своего рода Замысла Божьего о народе русском, а также ответного помысла народа о самом себе и своем историческом бытии и призвании. Русскими философами отмечаются некие мистические основы исторической судьбы русского народа. Признание Русской идеи за исторический ориентир означает, во-первых, веру в непреложность и незыблемость заповедей Христовых, принятие «Благодати» за мерило отношений между людьми, народами и государствами в противовес «Закону» (Моисеев закон); во-вторых, веру в богоносность миссии русского народа, осуществляемую в интересах всего человечества; в-третьих, соборность в движении к земному воплощению Русской идеи, т. е. реализации Русской идеи находится в рамках православно-христианской перспективы, а русское соборное единство - это прежде всего православное единство.
XIX век, как справедливо полагают многие русские мыслители, наиболее содержательно характеризовал Русскую идею и русское призвание. Бердяев писал, что XIX век является веком «внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий». Николаевская эпоха обозначила новый рубеж в становлении русской истории - укрепление самодержавной власти, дальнейшее развитие принципов духовной жизни, заложенных Московской Русью. Время Николая I - эпоха крайнего утверждения русской самодержавной власти в ту самую пору, когда во всех западноевропейских государствах под натиском революционных преобразований монархический абсолютизм переживал свой последний кризис. На Западе значительно ранее ослаб «великий фетиш» (В. Розанов). Ослабление монархического начала выражалось, как писал В. Розанов, в том, что «гимназист, студент, учитель, учительница, профессор, ученый, писатель, а под конец даже и крестьянин при словах: «государь», «монарх», «царская особа» - просто ничего особенного не чувствуют».
В России XIX век - расцвет самодержавия в самых крайних проявлениях его фактического властвования и принципиальной идеологии. Идея самодержавия рефлексирующим национальным сознанием определяется как один из основополагающих принципов русской жизни, но в то же время самодержавие как форма государственного устройства агонизирует. Постепенно разрушается символ самодержавного единства, личность царя лишается ореола святости. Этот процесс со всей присущей ему основательностью был заложен Петром I, который в ходе «озапад-ничивания» России безжалостно уничтожал московскую единодержавную традицию. С Петра начался подлинный плюрализм верований, часто враждебно и разрушающе сосуществовавший с православной церковью и с самой царской властью. Происходило культивирование приходящих с европейского Запада республиканских идей и настроений, всех этих, по выражению В. Розанова, «бродячих фантазий», которые изнутри подтачивали монархический строй Российской империи. Убийства Павла и Александра II, и, как апофеоз, - революция 1917, злодейский расстрел царской семьи - логическое продолжение этих тенденций. Однако у Бердяева мы встречаем иное мнение относительно появления и распространения антимонархических идей на русской почве. «Как это парадоксально ни звучит, - писал по этому поводу Бердяев, - но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, - первым явлением было московское царство, вторым явлением - петровская империя». Таким образом, согласно Бердяеву, Русская идея своим содержанием не только не отрицает, а напротив, предполагает оправдание извращенных антигуманных форм своей реализации.
Вместе с тем, прошлый век русской истории являет классический образец реализации Русской идеи в конкретной форме государственности и общественной жизни. «Православие, самодержавие, народность» - вот те элементы знаменитой формы, предложенной С. С. Уваровым, тогдашним министром просвещения, которые должны быть «истинно русскими охранительными началами», «последним якорем спасения и вернейшим залогом силы и величия нашего отечества». Предвидя возражения, мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что такая трактовка принципов русской жизни и русского сознания несколько отличается от позднейших интерпретаций данной триединой формулы, зачастую кочующих по страницам советских учебников отечественной истории и препятствующих попыткам непредвзятого подхода к анализу содержания русской жизни, Русской идеи и русского сознания.
Итак, согласно концепции С. С. Уварова, в основе самобытной русской жизни лежат три принципа: самодержавие, православие и народность. Самосознание русского человека с необходимостью зиждется на глубоком приятии сокровенного смысла этих принципов. Первым и, безусловно, преобладающим элементом русской жизни является самодержавие, которое субординирует все остальные. «Монастырь, дворец и село - вот наши общественные устои, которые не поколеблются, пока существует Россия» - так отражает эту интенцию Вл. Соловьев. Для Соловьева выдвижение на первый план церковного начала означает то, что самодержавие выступает у него в роли церкви, имеющей своим центром самодержавного Царя - Помазанника Божьего. Царь в таком понимании является не только символом мощи России, которая необходима для спасения мира и его грядущего теократического возрождения. Создатель системы «положительного всеединства» считал, что построение всеобщей «кафолической» церкви предполагает существование общего, интернационального священства, централизованного и объединенного в лице общего «Отца всех народов, верховного первосвященника». Для того, чтобы создать из индивидов и народов семью, реальное общество, необходимо осуществить здесь, на земле, отческий принцип религии в церковной монархии, которая действительно могла бы объединить вокруг себя все национальные и индивидуальные элементы и служить им постоянно живым образом и свободным орудием небесного отчества.
В русле универсалистской концепции Вл. Соловьева следуют и историософские размышления Бердяева, который пытался занимать срединное положение между последовательным охранительством славянофилов крайнего крыла (К. Леонтьев, К. П. Победоносцев, Л. А. Тихомиров) и западничеством. Бердяев полагает (и это совпадает с основной идеей славянофилов), что развитие России самобытно, оригинально. Вместе с тем он не принимает точку зрения славянофилов, отказывая русской истории в некоей целостности, единстве. Одной из ведущих тем в размышлении Бердяева об историческом пути России является суждение о разнородности, противоречивости явлений в русской истории, что зачастую объясняется противоречивостью основной константы («русской души»), обусловливающей природу социальных движений. Излагая свою позицию, не принимающую ни западничества, ни славянофильства, Бердяев пишет: «Только Россия может соединить восточное созерцание божества и охранение божественной святыни православия с западной человеческой активностью и исторической динамикой культуры».
В русском самосознании монархия интерпретируется как сакральная, бытующая на уровне религиозной веры в божественное призвание Царя. Знаменитое призвание «володети и княжити над собою» на русское царствование варяжских князей воспринималось как момент сверхъестественного, небесного происхождения царской власти. Призвание Рюриковичей свершилось как Великая Общенародная Мистерия, произошло религиозное освящение традиций династийной власти. Итак, центром духовного континента России стала особа Царя - Отца и Священного Монарха. Именно поэтому монархический принцип в России нельзя отождествлять с принципом, воплощенным в монархиях Западной Европы (Англии, Франции, Испании и т. д.). В Западной Европе монархия с самого начала возникла как утилитарная и сословная, как десакрализированная государственная власть, возглавляемая королем, - выдвиженцем особого дворянского правящего слоя в обществе.
В одном из своих этюдов В. Розанов справедливо отметил, что «выборная монархия и вообще в каком бы то ни было отношении «утилитарная» есть уже нисколько не монархия, а гнусный и искривленный ее образ, и такой - «всегда недолго жить». Монархия в России основывалась на наследственном принципе. Русский монархизм корнями уходит в народные обычаи, традиции и верования, которые и выражает Царь. В Западной Европе монархизм был действительно орудием угнетения и подавления низов, в России же монархизм - почвенническое явление, идущее из глубин народной жизни. Единое государственное тело Российской империи необходимо обозначить как народную монархию. Русская монархия была попыткой построения государства на моральных основах, а не на юридических или экономических. «Смутное время» с внесением элемента сословности ознаменовалось оформлением слоя, в среде которого позднее созрели цареубийственные замыслы. Из состава личной дружины Царя выдвинулись кандидаты на различные ответственные государственные посты, а наличная общественная система стала самоцелью для охраняющей ее власти. С этого началось разрыхление народной почвы монархии. Этот процесс происходил на фоне активизации в русском обществе антихристианских тенденций (распространение якобинства, масонства, конфессиональный плюрализм и т. п.), что в конечном счете привело Россию к лишению ее благодатного центра и сакральной опоры.
Развивая мысль о противоречивости «русской души», Бердяев писал о своеобразном совмещении в ней идеи государственности и свободы. «Русский народ с одинаковым основанием можно характеризовать, - подчеркивает философ, - как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всех способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный». Такое сочетание Бердяев объяснил своеобразием истории России, в которой совмещались и царство политического деспотизма, и свобода нравов, «широта жизни». Своеобразный инстинкт свободолюбия Бердяев связывал с особенностями русского христианского сознания. Бердяев поэтому сознание русского народа представляет как противоречивое единство идей государственности и православия.
В одном из своих «Воскресных писем» («Что такое Россия?») Вл. Соловьев отмечает, что первый вопрос миросозерцания народа раскрывается в определении того, что является его сущностью. Сущностью народа, согласно Вл. Соловьеву, является то, «во что он верит, как он понимает предмет своей веры и что он делает для ее осуществления». Русский народ принадлежит к семье христианских народов. Однако русское христианство, как известно, отлично от западноевропейского в различных его формах. Православие, воспринятое Русью от Византии, включает в себя принцип, чуждый западному римско-католическому типу духовности - этический элемент (единство канона и закона, «симфония властей»).
В 1051 году киевский митрополит Иларион создает свое великое произведение «Слово о законе и Благодати». Используя известный в патристике сюжет о соотношении Ветхого Завета (Моисеев закон) и Нового Завета (Христова благодать), он противопоставляет их и выводит различные принципы общественного устройства - «закон» как подчинение силе, внешнему принуждению, и «благодать» как внутреннее нравственное и свободное урегулирование взаимоотношений между индивидами и народами. Киевская Русь, по мысли Илариона, как раз и является обществом, основанным на «благодати».
Падение Византии значительно усилило в сознании русского народа идею исключительности Московской Руси, которая мыслилась в качестве последнего оплота истинной (православной) веры. Идея инока Филофея о «Москве как Третьем Риме» представляла русский народ хранителем православной традиции, ответственным за моральное спасение мира. Данная теория абсолютно не имела политического аспекта и не толкала Русь к экспансии или православному миссионерству. В ее основе была убежденность в духовном приоритете русского народа, в его способности к нравственному преодолению несовершенств мира.
Христианство как таковое - религия свободы. Божий человек (Богочеловечество) не является рабом, ибо сознательно творит добро. На эту сторону христианства, наиболее последовательно отраженную в православной традиции, указывали русские мыслители и богогловы от
Илариона до Бердяева. «Сущность веры христианской в том и заключается, - писал Бердяев, - что отвергается возможность свободы вне Христа: только Христос делает нас свободными, вне Христа рабство и принуждение». Но свобода в православии в отличие от католицизма и его модернизированных форм адресована не индивиду, а общности (Собору). «Дух соборности присущ православию, - подчеркивал Бердяев, - и идея соборности, дух коммюнитарности, есть русская идея».
В следовании заповедям Христа обнаруживаются по крайней мере две русские национальные черты - страстотерпение и нестяжательство. Отсюда и непреклонности русского пути - пути спасения мира личной и общественной жертвенностью - служить Богу «покорением и послушанием», искать Бога «рыданием, слезами, вощением, бдением» и при этом «во всякие дни каяться в своих грехах» (Феодосии Печерский).
Суждение о религиозном (православном) характере души русского народа является традиционным для отечественных философов, так или иначе касавшихся вопроса о тех духовных и материальных основаниях, которые в совокупности своей составляют предпосылки существования особого социального и духовного единства - русского народа. Не является исключением и Н. Бердяев, который неоднократно упоминал о «православно-религиозной формации» русской души, ее «религиозной энергии», «религиозно-догматическом складе» и выводил из этой особенности ряд других ее свойств и характеристик. Настойчиво проводя мысль о противоречивости русской души, миросозерцания русского народа, Бердяев писал: «В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента - первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру». Причем особенности русского православия как раз и объяснялись Бердяевым природно-стихийной стороной, необходимостью ее оформления, более стройного выражения.
Итак, православие является мировоззренческой подоплекой народного единства русских людей. Доминанта народности со всей определенностью обнаруживает себя в инстинкте общежития русского человека, устоявшиеся формы проявления которого выражены в образе жизни народа.
Школой соборности на Руси всегда была крестьянская община. Суть общины состояла не столько в совместном владении землей, в переделе ее между членами земледельческого коллектива, сколько в том, что она была способом существования народа, формой его духовной общности. Традиционная крестьянская община хранила в себе величайшие ценности: отсутствие у крестьян стремления к материальному накопительству, нестяжательство, любовь к ближнему, любовь к земле-матери, отношение к труду как к внешнему нравственному долгу.
Общинность (коммюнитарность у Н. Бердяева) является хотя и важнейшей, но не единственной составляющей народности как содержательного принципа русского самосознания. Необходимо сказать и о все-человечности, которая представляет собой последовательную реализацию русского хорового, коммюнитарного начала. Русская душа, как подчеркивал Ф. М. Достоевский в «Речи о Пушкине», наиболее способна вместить в себя идею всечеловеческого единения. Русская культура ко-смична, открыта для всех.
О всечеловеческом характере русской культуры писал и Н. Бердяев. Бесчеловечность русского миросозерцания связана с определенным максимализмом. Русский человек хочет не меньшего, чем полного преображения жизни, спасения мира.
Представленные здесь элементы историософской концепции Н. Бердяева, на наш взгляд, достаточно убедительно раскрывают значение феномена русской души и русского характера, миросозерцания русского народа в исторической перспективе, помогают понять сложность и противоречивость истории русского духа, осмыслить пути и возможности возрождения Отечества.
Санкт-Петербург
Брега Тавриды 1992 с. 144–152
Особенности народного миросозерцания в свете историофилософии Николая Бердяева
Духовное наследие известного русского мыслителя Н. А. Бердяева поистине огромно. Идеи, сосредоточенные в его многочисленных произведениях, будут всегда приковывать внимание всякого человека, размышляющего о судьбе России, Русской идее, Русском пути, духовном призвании русского народа.
Бердяев весьма основательно занимался исследованием свойств русской души и сознания русского народа. Основополагающей методологической идеей, из которой он исходил в обсуждении этих проблем, является констатация факта метафизической определенности русской души и русского характера. Народ, согласно такому представлению, есть не просто общность людей, обусловленная общностью материальных условий жизни (географических и экономических, общностью языка или психологического склада). Основа единства нации совсем не заключается в единстве способов хозяйствования и т. д. Народ - это некая общность исторической судьбы, т. е. сущность абсолютно метафизическая. Бердяев усматривает наличие в структуре русской души «устремленности к трансцендентному». «Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории», - пишет философ. Метафизика выражает беспредельную жажду «другого», неземного. Поэтому и специфические признаки хозяйственных и иных материальных форм жизни, которые еще выдаются порою в совокупности за всеобъемлющее определение, являются не чем иным, как всего лишь эмпирическим выражением единой судьбы народа. Продолжая эту мысль, можно заключить, что сущность народа не сводится к его наличному бытию, а самосознание народа не есть осознание им некоторых характерных черт своего бытия. Оно является воспроизведением целостности, производной от типа культуры. Самосознание народа имеет не феноменальное, а скорее ноуменальное исчисление (в аспекте кантовского разделения феноменов и ноуменов). Аналогично рассуждает Бердяев: «Историческое есть некоторое откровение о ноуменальной действительности». Ярким примером тому служила для Бердяева история еврейского народа, который в рассеянии сквозь века сохранял устойчивость своего религиозного, этнического и культурного склада. «Историческая судьба этого народа, - отмечает философ, - не может быть объяснена позитивно-исторически, потому что в ней наиболее ясно проявляется «метафизическое».
Говоря о самосознании русского народа, Бердяев подчеркивает, что оно во всей своей полноте выражается в Русской идее. Впрочем, такая постановка вопроса вообще характерна для русской философской традиции. Этот запредельный идеал есть подлинный идеал, и поэтому бесконечно далек от действительности. Русская идея является метафизическим стержнем, направляющим народ-богоносец к исполнению его всечеловеческой миссии.
В русской философии стараниями Вл. Соловьева, Е. Н. и С. П. Трубецких, Н. А. Бердяева и др. утвердилось определение Русской идеи как своего рода Замысла Божьего о народе русском, а также ответного помысла народа о самом себе и своем историческом бытии и призвании. Русскими философами отмечаются некие мистические основы исторической судьбы русского народа. Признание Русской идеи за исторический ориентир означает, во-первых, веру в непреложность и незыблемость заповедей Христовых, принятие «Благодати» за мерило отношений между людьми, народами и государствами в противовес «Закону» (Моисеев закон); во-вторых, веру в богоносность миссии русского народа, осуществляемую в интересах всего человечества; в-третьих, соборность в движении к земному воплощению Русской идеи, т. е. реализации Русской идеи находится в рамках православно-христианской перспективы, а русское соборное единство - это прежде всего православное единство.
XIX век, как справедливо полагают многие русские мыслители, наиболее содержательно характеризовал Русскую идею и русское призвание. Бердяев писал, что XIX век является веком «внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий». Николаевская эпоха обозначила новый рубеж в становлении русской истории - укрепление самодержавной власти, дальнейшее развитие принципов духовной жизни, заложенных Московской Русью. Время Николая I - эпоха крайнего утверждения русской самодержавной власти в ту самую пору, когда во всех западноевропейских государствах под натиском революционных преобразований монархический абсолютизм переживал свой последний кризис. На Западе значительно ранее ослаб «великий фетиш» (В. Розанов). Ослабление монархического начала выражалось, как писал В. Розанов, в том, что «гимназист, студент, учитель, учительница, профессор, ученый, писатель, а под конец даже и крестьянин при словах: «государь», «монарх», «царская особа» - просто ничего особенного не чувствуют».
В России XIX век - расцвет самодержавия в самых крайних проявлениях его фактического властвования и принципиальной идеологии. Идея самодержавия рефлексирующим национальным сознанием определяется как один из основополагающих принципов русской жизни, но в то же время самодержавие как форма государственного устройства агонизирует. Постепенно разрушается символ самодержавного единства, личность царя лишается ореола святости. Этот процесс со всей присущей ему основательностью был заложен Петром I, который в ходе «озапад-ничивания» России безжалостно уничтожал московскую единодержавную традицию. С Петра начался подлинный плюрализм верований, часто враждебно и разрушающе сосуществовавший с православной церковью и с самой царской властью. Происходило культивирование приходящих с европейского Запада республиканских идей и настроений, всех этих, по выражению В. Розанова, «бродячих фантазий», которые изнутри подтачивали монархический строй Российской империи. Убийства Павла и Александра II, и, как апофеоз, - революция 1917, злодейский расстрел царской семьи - логическое продолжение этих тенденций. Однако у Бердяева мы встречаем иное мнение относительно появления и распространения антимонархических идей на русской почве. «Как это парадоксально ни звучит, - писал по этому поводу Бердяев, - но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, - первым явлением было московское царство, вторым явлением - петровская империя». Таким образом, согласно Бердяеву, Русская идея своим содержанием не только не отрицает, а напротив, предполагает оправдание извращенных антигуманных форм своей реализации.
Вместе с тем, прошлый век русской истории являет классический образец реализации Русской идеи в конкретной форме государственности и общественной жизни. «Православие, самодержавие, народность» - вот те элементы знаменитой формы, предложенной С. С. Уваровым, тогдашним министром просвещения, которые должны быть «истинно русскими охранительными началами», «последним якорем спасения и вернейшим залогом силы и величия нашего отечества». Предвидя возражения, мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что такая трактовка принципов русской жизни и русского сознания несколько отличается от позднейших интерпретаций данной триединой формулы, зачастую кочующих по страницам советских учебников отечественной истории и препятствующих попыткам непредвзятого подхода к анализу содержания русской жизни, Русской идеи и русского сознания.
Итак, согласно концепции С. С. Уварова, в основе самобытной русской жизни лежат три принципа: самодержавие, православие и народность. Самосознание русского человека с необходимостью зиждется на глубоком приятии сокровенного смысла этих принципов. Первым и, безусловно, преобладающим элементом русской жизни является самодержавие, которое субординирует все остальные. «Монастырь, дворец и село - вот наши общественные устои, которые не поколеблются, пока существует Россия» - так отражает эту интенцию Вл. Соловьев. Для Соловьева выдвижение на первый план церковного начала означает то, что самодержавие выступает у него в роли церкви, имеющей своим центром самодержавного Царя - Помазанника Божьего. Царь в таком понимании является не только символом мощи России, которая необходима для спасения мира и его грядущего теократического возрождения. Создатель системы «положительного всеединства» считал, что построение всеобщей «кафолической» церкви предполагает существование общего, интернационального священства, централизованного и объединенного в лице общего «Отца всех народов, верховного первосвященника». Для того, чтобы создать из индивидов и народов семью, реальное общество, необходимо осуществить здесь, на земле, отческий принцип религии в церковной монархии, которая действительно могла бы объединить вокруг себя все национальные и индивидуальные элементы и служить им постоянно живым образом и свободным орудием небесного отчества.
В русле универсалистской концепции Вл. Соловьева следуют и историософские размышления Бердяева, который пытался занимать срединное положение между последовательным охранительством славянофилов крайнего крыла (К. Леонтьев, К. П. Победоносцев, Л. А. Тихомиров) и западничеством. Бердяев полагает (и это совпадает с основной идеей славянофилов), что развитие России самобытно, оригинально. Вместе с тем он не принимает точку зрения славянофилов, отказывая русской истории в некоей целостности, единстве. Одной из ведущих тем в размышлении Бердяева об историческом пути России является суждение о разнородности, противоречивости явлений в русской истории, что зачастую объясняется противоречивостью основной константы («русской души»), обусловливающей природу социальных движений. Излагая свою позицию, не принимающую ни западничества, ни славянофильства, Бердяев пишет: «Только Россия может соединить восточное созерцание божества и охранение божественной святыни православия с западной человеческой активностью и исторической динамикой культуры».
В русском самосознании монархия интерпретируется как сакральная, бытующая на уровне религиозной веры в божественное призвание Царя. Знаменитое призвание «володети и княжити над собою» на русское царствование варяжских князей воспринималось как момент сверхъестественного, небесного происхождения царской власти. Призвание Рюриковичей свершилось как Великая Общенародная Мистерия, произошло религиозное освящение традиций династийной власти. Итак, центром духовного континента России стала особа Царя - Отца и Священного Монарха. Именно поэтому монархический принцип в России нельзя отождествлять с принципом, воплощенным в монархиях Западной Европы (Англии, Франции, Испании и т. д.). В Западной Европе монархия с самого начала возникла как утилитарная и сословная, как десакрализированная государственная власть, возглавляемая королем, - выдвиженцем особого дворянского правящего слоя в обществе.
В одном из своих этюдов В. Розанов справедливо отметил, что «выборная монархия и вообще в каком бы то ни было отношении «утилитарная» есть уже нисколько не монархия, а гнусный и искривленный ее образ, и такой - «всегда недолго жить». Монархия в России основывалась на наследственном принципе. Русский монархизм корнями уходит в народные обычаи, традиции и верования, которые и выражает Царь. В Западной Европе монархизм был действительно орудием угнетения и подавления низов, в России же монархизм - почвенническое явление, идущее из глубин народной жизни. Единое государственное тело Российской империи необходимо обозначить как народную монархию. Русская монархия была попыткой построения государства на моральных основах, а не на юридических или экономических. «Смутное время» с внесением элемента сословности ознаменовалось оформлением слоя, в среде которого позднее созрели цареубийственные замыслы. Из состава личной дружины Царя выдвинулись кандидаты на различные ответственные государственные посты, а наличная общественная система стала самоцелью для охраняющей ее власти. С этого началось разрыхление народной почвы монархии. Этот процесс происходил на фоне активизации в русском обществе антихристианских тенденций (распространение якобинства, масонства, конфессиональный плюрализм и т. п.), что в конечном счете привело Россию к лишению ее благодатного центра и сакральной опоры.
Развивая мысль о противоречивости «русской души», Бердяев писал о своеобразном совмещении в ней идеи государственности и свободы. «Русский народ с одинаковым основанием можно характеризовать, - подчеркивает философ, - как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всех способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный». Такое сочетание Бердяев объяснил своеобразием истории России, в которой совмещались и царство политического деспотизма, и свобода нравов, «широта жизни». Своеобразный инстинкт свободолюбия Бердяев связывал с особенностями русского христианского сознания. Бердяев поэтому сознание русского народа представляет как противоречивое единство идей государственности и православия.
В одном из своих «Воскресных писем» («Что такое Россия?») Вл. Соловьев отмечает, что первый вопрос миросозерцания народа раскрывается в определении того, что является его сущностью. Сущностью народа, согласно Вл. Соловьеву, является то, «во что он верит, как он понимает предмет своей веры и что он делает для ее осуществления». Русский народ принадлежит к семье христианских народов. Однако русское христианство, как известно, отлично от западноевропейского в различных его формах. Православие, воспринятое Русью от Византии, включает в себя принцип, чуждый западному римско-католическому типу духовности - этический элемент (единство канона и закона, «симфония властей»).
В 1051 году киевский митрополит Иларион создает свое великое произведение «Слово о законе и Благодати». Используя известный в патристике сюжет о соотношении Ветхого Завета (Моисеев закон) и Нового Завета (Христова благодать), он противопоставляет их и выводит различные принципы общественного устройства - «закон» как подчинение силе, внешнему принуждению, и «благодать» как внутреннее нравственное и свободное урегулирование взаимоотношений между индивидами и народами. Киевская Русь, по мысли Илариона, как раз и является обществом, основанным на «благодати».
Падение Византии значительно усилило в сознании русского народа идею исключительности Московской Руси, которая мыслилась в качестве последнего оплота истинной (православной) веры. Идея инока Филофея о «Москве как Третьем Риме» представляла русский народ хранителем православной традиции, ответственным за моральное спасение мира. Данная теория абсолютно не имела политического аспекта и не толкала Русь к экспансии или православному миссионерству. В ее основе была убежденность в духовном приоритете русского народа, в его способности к нравственному преодолению несовершенств мира.
Христианство как таковое - религия свободы. Божий человек (Богочеловечество) не является рабом, ибо сознательно творит добро. На эту сторону христианства, наиболее последовательно отраженную в православной традиции, указывали русские мыслители и богогловы от
Илариона до Бердяева. «Сущность веры христианской в том и заключается, - писал Бердяев, - что отвергается возможность свободы вне Христа: только Христос делает нас свободными, вне Христа рабство и принуждение». Но свобода в православии в отличие от католицизма и его модернизированных форм адресована не индивиду, а общности (Собору). «Дух соборности присущ православию, - подчеркивал Бердяев, - и идея соборности, дух коммюнитарности, есть русская идея».
В следовании заповедям Христа обнаруживаются по крайней мере две русские национальные черты - страстотерпение и нестяжательство. Отсюда и непреклонности русского пути - пути спасения мира личной и общественной жертвенностью - служить Богу «покорением и послушанием», искать Бога «рыданием, слезами, вощением, бдением» и при этом «во всякие дни каяться в своих грехах» (Феодосии Печерский).
Суждение о религиозном (православном) характере души русского народа является традиционным для отечественных философов, так или иначе касавшихся вопроса о тех духовных и материальных основаниях, которые в совокупности своей составляют предпосылки существования особого социального и духовного единства - русского народа. Не является исключением и Н. Бердяев, который неоднократно упоминал о «православно-религиозной формации» русской души, ее «религиозной энергии», «религиозно-догматическом складе» и выводил из этой особенности ряд других ее свойств и характеристик. Настойчиво проводя мысль о противоречивости русской души, миросозерцания русского народа, Бердяев писал: «В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента - первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру». Причем особенности русского православия как раз и объяснялись Бердяевым природно-стихийной стороной, необходимостью ее оформления, более стройного выражения.
Итак, православие является мировоззренческой подоплекой народного единства русских людей. Доминанта народности со всей определенностью обнаруживает себя в инстинкте общежития русского человека, устоявшиеся формы проявления которого выражены в образе жизни народа.
Школой соборности на Руси всегда была крестьянская община. Суть общины состояла не столько в совместном владении землей, в переделе ее между членами земледельческого коллектива, сколько в том, что она была способом существования народа, формой его духовной общности. Традиционная крестьянская община хранила в себе величайшие ценности: отсутствие у крестьян стремления к материальному накопительству, нестяжательство, любовь к ближнему, любовь к земле-матери, отношение к труду как к внешнему нравственному долгу.
Общинность (коммюнитарность у Н. Бердяева) является хотя и важнейшей, но не единственной составляющей народности как содержательного принципа русского самосознания. Необходимо сказать и о все-человечности, которая представляет собой последовательную реализацию русского хорового, коммюнитарного начала. Русская душа, как подчеркивал Ф. М. Достоевский в «Речи о Пушкине», наиболее способна вместить в себя идею всечеловеческого единения. Русская культура ко-смична, открыта для всех.
О всечеловеческом характере русской культуры писал и Н. Бердяев. Бесчеловечность русского миросозерцания связана с определенным максимализмом. Русский человек хочет не меньшего, чем полного преображения жизни, спасения мира.
Представленные здесь элементы историософской концепции Н. Бердяева, на наш взгляд, достаточно убедительно раскрывают значение феномена русской души и русского характера, миросозерцания русского народа в исторической перспективе, помогают понять сложность и противоречивость истории русского духа, осмыслить пути и возможности возрождения Отечества.
Санкт-Петербург
Брега Тавриды 1992 с. 144–152